Неточные совпадения
Блестела золотая парча, как ржаное
поле в июльский вечер на закате солнца; полосы глазета напоминали о голубоватом снеге лунных ночей зимы, разноцветные материи —
осеннюю расцветку лесов; поэтические сравнения эти явились у Клима после того, как он побывал в отделе живописи, где «объясняющий господин», лобастый, длинноволосый и тощий, с развинченным телом, восторженно рассказывая публике о пейзаже Нестерова, Левитана, назвал Русь парчовой, ситцевой и наконец — «чудесно вышитой по бархату земному шелками разноцветными рукою величайшего из художников — божьей рукой».
За окнами —
осенняя тьма и такая тишина, точно дом стоит в
поле, далеко за городом.
Синеватый
осенний воздух был так прозрачен, что все в
поле приняло отчетливость тончайшего рисунка искусным пером.
Конечно, всякому из вас, друзья мои, случалось, сидя в
осенний вечер дома, под надежной кровлей, за чайным столом или у камина, слышать, как вдруг пронзительный ветер рванется в двойные рамы, стукнет ставнем и иногда сорвет его с петель, завоет, как зверь, пронзительно и зловеще в трубу, потрясая вьюшками; как кто-нибудь вздрогнет, побледнеет, обменяется с другими безмолвным взглядом или скажет: «Что теперь делается в
поле?
Ветра нет, и нет ни солнца, ни света, ни тени, ни движенья, ни шума; в мягком воздухе разлит
осенний запах, подобный запаху вина; тонкий туман стоит вдали над желтыми
полями.
Порывистый ветер быстро мчался мне навстречу через желтое, высохшее жнивье; торопливо вздымаясь перед ним, стремились мимо, через дорогу, вдоль опушки, маленькие, покоробленные листья; сторона рощи, обращенная стеною в
поле, вся дрожала и сверкала мелким сверканьем, четко, но не ярко; на красноватой траве, на былинках, на соломинках — всюду блестели и волновались бесчисленные нити
осенних паутин.
В
осенние дожди, перемешанные с заморозками, их положение становилось хуже лошадиного. Бушлаты из толстого колючего сукна промокали насквозь и, замерзнув, становились лубками;
полы, вместо того чтобы покрывать мерзнущие больше всего при верховой езде колени, торчали, как фанера…
Слева сад ограждала стена конюшен полковника Овсянникова, справа — постройки Бетленга; в глубине он соприкасался с усадьбой молочницы Петровны, бабы толстой, красной, шумной, похожей на колокол; ее домик, осевший в землю, темный и ветхий, хорошо покрытый мхом, добродушно смотрел двумя окнами в
поле, исковырянное глубокими оврагами, с тяжелой синей тучей леса вдали; по
полю целый день двигались, бегали солдаты, — в косых лучах
осеннего солнца сверкали белые молнии штыков.
В долгие
осенние и зимние ночи заяц исходит, особенно по открытым
полям и горам, несколько верст, что каждый охотник, сходивший русаков по маликам, изведал на опыте.
По утрам и вечерам летают они в
поля на хлебные скирды и копны; особенно любят гречу, называемую в Оренбургской губернии дикушей, и упорно продолжают посещать десятины, где она была посеяна, хотя греча давно обмолочена и остались только кучи соломы. В конце сентября деревья начинают сильно облетать, и тетерева уже садятся на них по утрам и вечерам. Начинается
осенняя охота.
В часовне было почти темно.
Осенний свет скупо проникал сквозь узенькое, как бы тюремное окошко, загороженное решеткой. Два-три образа без риз, темные и безликие. висели на стенах. Несколько простых дощатых гробов стояли прямо на
полу, на деревянных переносных дрогах. Один посредине был пуст, и открытая крышка лежала рядом.
— Скорее! — торопила мать, быстро шагая к маленькой калитке в ограде кладбища. Ей казалось, что там, за оградой, в
поле спряталась и ждет их полиция и, как только они выйдут, — она бросится на них, начнет бить. Но когда, осторожно открыв дверку, она выглянула в
поле, одетое серыми тканями
осенних сумерек, — тишина и безлюдье сразу успокоили ее.
Мышь пробежала по
полу. Что-то сухо и громко треснуло, разорвав неподвижность тишины невидимой молнией звука. И снова стали ясно слышны шорохи и шелесты
осеннего дождя на соломе крыши, они шарили по ней, как чьи-то испуганные тонкие пальцы. И уныло падали на землю капли воды, отмечая медленный ход
осенней ночи…
Но к началу сентября погода вдруг резко и совсем нежданно переменилась. Сразу наступили тихие безоблачные дни, такие ясные, солнечные и теплые, каких не было даже в июле. На обсохших сжатых
полях, на их колючей желтой щетине заблестела слюдяным блеском
осенняя паутина. Успокоившиеся деревья бесшумно и покорно роняли желтые листья.
Для развлечения своего Екатерина Петровна избрала не совсем обычное для молодых дам удовольствие и, пользуясь
осенней порошей, стала почти каждодневно выезжать со псовой охотой, причем она скакала сломя голову по лугам и по пахотным
полям.
Замрут голоса певцов, — слышно, как вздыхают кони, тоскуя по приволью степей, как тихо и неустранимо двигается с
поля осенняя ночь; а сердце растет и хочет разорваться от полноты каких-то необычных чувств и от великой, немой любви к людям, к земле.
Ее вопли будили меня; проснувшись, я смотрел из-под одеяла и со страхом слушал жаркую молитву.
Осеннее утро мутно заглядывает в окно кухни, сквозь стекла, облитые дождем; на
полу, в холодном сумраке, качается серая фигура, тревожно размахивая рукою; с ее маленькой головы из-под сбитого платка осыпались на шею и плечи жиденькие светлые волосы, платок все время спадал с головы; старуха, резко поправляя его левой рукой, бормочет...
Осенний тихо длился вечер. Чуть слышный из-за окна доносился изредка шелест, когда ветер на лету качал ветки у деревьев. Саша и Людмила были одни. Людмила нарядила его голоногим рыбаком, — синяя одежда из тонкого полотна, — уложила на низком ложе и села на
пол у его голых ног, босая, в одной рубашке. И одежду, и Сашино тело облила она духами, — густой, травянистый и ломкий у них был запах, как неподвижный дух замкнутой в горах странно-цветущей долины.
Дядя Зотей еще раз навалился на упрямый запор и зашлепал по дощатому мокрому
полу босыми ногами. Михалко не торопясь спустился с тяжело дышавшей лошади, забрызганной липкой
осенней грязью по самые уши.
Быстрая езда, холодный ветер, свистевший в уши, свежий запах
осеннего, слегка мокрого
поля очень скоро успокоили и оживили вялые нервы Боброва. Кроме того, каждый раз, отправляясь к Зиненкам, он испытывал приятный и тревожный подъем духа.
Захар пригнулся к
полу; секунду спустя синий огонек сверкнул между его пальцами, разгорелся и осветил узенькие бревенчатые стены, кой-где завешанные одеждой, прицепленной к деревянным гвоздям; кой-где сверкнули хозяйственные орудия, пила, рубанок, топор, державшиеся на стене также помощию деревянных колышков; во всю длину стены, где прорублено было окошко, лепились дощатые нары, намощенные на козла, —
осеннее ложе покойного Глеба; из-под нар выглядывали голые ноги приемыша.
Я нередко езжал в
поле на длинных дрогах, с кем-нибудь из названных мною охотников, всего чаще с Евсеичем, и очень любил смотреть, как травили жирных
осенних перепелок и дергунов.
Я поднял голову и несколько мгновений остался в такой позе неподвижно. Наверху, облокотившись на перила подъезда, стоял небольшого роста коренастый и плотный господин в
осеннем порыжелом пальто; его круглая, остриженная под гребенку голова была прикрыта черной шляпой с широкими
полями. Он смотрел на меня своими близорукими выпуклыми глазами и улыбался. Нужно было видеть только раз эту странную улыбку, чтобы никогда ее не забыть: так улыбаются только дети и сумасшедшие.
Вид земли, покрытой первым снегом, после грязной, гнилой,
осенней погоды, надоевшей даже горячим псовым охотникам, [Известно, что псовые охотники проводят в отъезжих
полях целые месяцы.
Охота производится следующим образом: как скоро ляжет густая пороша, двое или трое охотников, верхами на добрых незадушливых конях, [В Оренбургской губернии много есть лошадей, выведенных от башкирских маток и заводских жеребцов; эта порода отлично хороша вообще для охоты и в особенности для гоньбы за зверем] вооруженные арапниками и небольшими дубинками, отправляются в
поле, разумеется рано утром, чтобы вполне воспользоваться коротким
осенним днем; наехав на свежий лисий нарыск или волчий след, они съезжают зверя; когда он поднимется с логова, один из охотников начинает его гнать, преследовать неотступно, а другой или другие охотники, если их двое, мастерят, то есть скачут стороною, не допуская зверя завалиться в остров (отъемный лес), если он случится поблизости, или не давая зверю притаиться в крепких местах, как-то: рытвинах, овражках, сурчинах и буераках, поросших кустарником.
Правда, в случае перелома пера, Павел Тимофеевич обрезал последнее по самую дудку, в которую с клеем вставлял утиное; но этого он избегал, потому что в
осеннюю пору, в дождливое время клей размокал, утиное перо вываливалось, и
полет ястреба терял свою резкость.
Ветер выл и заносил в комнату брызги мелкого
осеннего дождя; свечи у разбойников то вспыхивали широким красным пламенем, то гасли, и тогда снова поднимались хлопоты, чтобы зажечь их. Марфа Андревна лежала связанная на
полу и молча смотрела на все это бесчинство. Она понимала, что разбойники пробрались на антресоль очень хитро и что путь этот непременно был указан им кем-нибудь из своих людей, знавших все обычаи дома, знавших все его размещение, все его ходы и выходы.
Цветаева(улыбаясь
Поле). Запела коноплянка… Ты знаешь, Таня, я не сантиментальна… но когда подумаю о будущем… о людях в будущем, о жизни — мне делается как-то сладко-грустно… Как будто в сердце у меня сияет
осенний, бодрый день… Знаешь — бывают такие дни осенью: в ясном небе — спокойное солнце, воздух — глубокий, прозрачный, вдали всё так отчетливо… свежо, но не холодно, тепло, а не жарко…
Вечер, около пяти часов. В окна смотрит
осенний сумрак. В большой комнате — почти темно. Татьяна, полулежа на кушетке, читает книгу,
Поля у стола — шьет.
Холодный
осенний дождь — «забойный», как называют его поселяне,
полил сильнее и сильнее. В одно мгновение вся окрестность задернулась непроницаемою его сетью и огласилась шумом потоков, которые со всех сторон покатились, клубясь и журча, к реке. Мужички поднялись с лавки и подошли к воротам.
Когда соломенная кровля мельницы с осенявшими ее скворечницею и ветлами скрылась за горою, перед глазами наших мужичков снова открылась необозримая гладь
полей, местами окутанная длинными полосами тумана, местами сливающаяся с
осенним облачным небом, и снова ни былинки, ни живого голоса, одна мертвая дорога потянулась перед ними.
В эти часы бог для меня — небо ясное, синие дали, вышитый золотом
осенний лес или зимний — храм серебряный; реки,
поля и холмы, звёзды и цветы — всё красивое божественно есть, всё божественное родственно душе.
Доктор Шевырев любезно выразил согласие, и Петровы уехали, и дорогою старушка снова говорила нелепости, а сын ее морщился и тоскливо смотрел в
осеннее темное
поле.
В буфете упиваются кавказским коньяком два акцизных надзирателя, ветеринар, помощник пристава и агроном, пьют на «ты», обнимаются, целуются мокрыми мохнатыми ртами,
поливая друг другу шеи и сюртуки вином, поют вразброд «Не
осенний мелкий дождичек» и при этом каждый дирижирует, а к одиннадцати часам двое из них непременно подерутся и натаскают друг у друга из головы кучу волос.
Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее
поле,
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино,
осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук.
Октябрь уж наступил — уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей;
Дохнул
осенний хлад — дорога промерзает.
Журча еще бежит за мельницу ручей,
Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает
В отъезжие
поля с охотою своей,
И страждут озими от бешеной забавы,
И будит лай собак уснувшие дубравы.
В последних числах сентября
(Презренной прозой говоря)
В деревне скучно: грязь, ненастье,
Осенний ветер, мелкий снег,
Да вой волков. Но то-то счастье
Охотнику! Не зная нег,
В отъезжем
поле он гарцует...
Вышел Самоквасов на улицу. День ясный. Яркими, но не знойными лучами обливало землю
осеннее солнце, в небе ни облачка, в воздухе тишь… Замер городок по-будничному — пусто, беззвучно… В
поле пошел Петр Степаныч.
На другой день после крестин, не совсем еще обутрело и
осенний туман белой пеленой расстилался еще по
полям, по лугам и болотам, как Патап Максимыч, напившись с гостями чаю и закусивши расставленными Никитишной снедями, отправился в путь.
— Аль завидно, — отвечал Серега, приподнимаясь и довертывая около ног
полы армяка. — Пущай! Эх вы, любезные! — крикнул он на лошадей, взмахнув кнутиком; и карета и коляска с своими седоками, чемоданами и важами, скрываясь в сером
осеннем тумане, шибко покатились по мокрой дороге.
— Нет, я поеду, — сказала больная, подняла глаза к небу, сложила руки и стала шептать несвязные слова. — Боже мой! за что же? — говорила она, и слезы лились сильнее. Она долго и горячо молилась, но в груди так же было больно и тесно, в небе, в
полях и по дороге было так же серо и пасмурно, и та же
осенняя мгла, ни чаще, ни реже, а все так же сыпалась на грязь дороги, на крыши, на карету и на тулупы ямщиков, которые, переговариваясь сильными, веселыми голосами, мазали и закладывали карету.
Нет никаких сомнений, она вне сарая. Ни спящих солдат, ни бледного фонаря нет уже перед ней. В серых сумерках
осеннего утра слабо намечается
поле… Там справа холм, гора, вернее, открытая ими, ей и Игорем, нынче ночью. Но она пуста, увы! На ней нет и признака русских батарей… Значит, не успел Игорь, значит…
Запах мокрого сена, очевидно, собранного сюда с
полей крестьянами ближайшего селения и заметно тронутого
осенними дождями, давал себя чувствовать.
Выйдя наружу, студент пошел по грязной дороге в
поле. В воздухе стояла
осенняя, пронизывающая сырость. Дорога была грязна, блестели там и сям лужицы, а в желтом
поле из травы глядела сама осень, унылая, гнилая, темная. По правую сторону дороги был огород, весь изрытый, мрачный, кое-где возвышались на нем подсолнечники с опущенными, уже черными головами.
Зато как скучен я бывал,
Когда сырой туман
осеннийПоля и дальние деревни,
Как дым свинцовый, одевал,
Когда деревья обнажались
И лился дождь по целым дням,
Когда в наш дом по вечерам
Соседи шумные сбирались,
Бранили вечный свой досуг,
Однообразный и ленивый,
А самовар, как верный друг,
Их споры слушал молчаливо
И пар струистый выпускал
Иль вдруг на их рассказ бессвязный
Какой-то музыкою странной.
Окно, помешавшееся на высоте от
полу около четырех аршин, в которое теперь гляделись уже наступавшие
осенние сумерки, было большое, квадратной формы, загражденное толстою железною решеткою.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди
поля в холодных сумерках
осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда-то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще куда идут и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.